— До десяти вечера сидела сегодня на работе. Ты меня извини, Валентин, я никогда не лез к тебе со своими предложениями. Но, может быть, нам лучше оставить Чернышеву в Москве? Давай мы ее подготовим, а потом она прилетит к тебе. Может, так будет лучше?
— Лучше — для кого? — резко спросил Рашковский. — Я уже принял решение. Если у тебя есть конкретные подозрения — сообщи. А если нет, иди к черту.
— Ей будет трудно.
— Поэтому я выбрал психолога. Думаю, она справится. У тебя есть еще какие-нибудь гениальные предложения?
— Есть, — оглянулся по сторонам Кудлин, — деньги Перевалову мы перевели. Он сделал все, о чем мы его просили. Но Галустян не перевел своей суммы. Говорит, что слишком большая и он не может сразу найти таких денег.
— Что значит — не может? — У Рашковского начал дергаться левый глаз. Так бывало всегда, когда он особенно злился.
— Говорит, что ситуация немного изменилась и он в затруднении.
— Бежит с корабля, — прошептал Рашковский, — узнал о покушении и решил вовремя сбежать. Небось узнал и о моем отъезде.
— Может быть, — согласился Кудлин, — но «пиковая масть» ждет решения Галустяна. Остальные тоже не перевели полностью положенных сумм.
— Почему ты мне об этом не говорил? — спросил, задыхаясь от волнения, Рашковский. — Почему только сегодня, только сейчас… — Он чуть не перешел на крик, но сумел себя сдержать. — Тебя больше интересуют мои секретари, чем наша работа, — зло прошипел он.
— Меня интересует в первую очередь твоя безопасность, — обиделся Кудлин, — может, ты и меня станешь подозревать?
— Может быть, — сказал Рашковский. Он думал о чем-то своем. Кудлин напряженно ждал. — Галустян узнал, что я уезжаю, и решил не платить, — негромко сказал Рашковский. — Сдается, он решил, что у меня не хватит сил с ним справиться. Что я буду занят только проблемами своей дочери.
— Он не заплатил, — подтвердил Кудлин, ожидавший решения Рашковского, — хотя мы с ним конкретно договорились.
— Человек, который нарушает свое слово, перестает пользоваться уважением в нашей среде, — пробормотал Рашковский, — так мне всегда говорил отец. Значит, Галустян считает, что я битая карта. Понятно…
Кудлин видел, каких усилий стоит Рашковскому сдерживать свой гнев. И тем не менее тот держался. Затем вдруг поднял голову и громко рассмеялся. От неожиданности Леонид Дмитриевич вздрогнул.
— Был один такой замечательный грузин, — пояснил Рашковский, взглянув на своего заместителя ненавидящими глазами, — его до сих пор помнят и боятся не только в Грузии, но и во всем мире. Так вот он говорил: «Есть человек — есть проблема. Нет человека — нет проблемы».
— Это не он говорил, — поправил Рашковского начитанный Кудлин. — Сталин вообще такого не говорил. Это за него придумал Рыбаков в своем романе «Дети Арбата».
— Значит, хорошо придумал, — сказал Рашковский, взглянув на Кудлина. — Ты меня понимаешь?
Леонид Дмитриевич все понял. Он надеялся, что Рашковский поручит ему решить эту проблему. Остаться в Москве и провести переговоры с Галустяном. Но Рашковский решил иначе…
— Сейчас не время, Валентин, — попытался отговорить друга от рискованного шага Кудлин. — Сейчас нельзя давать повода для начала войны.
— А кто сказал, что будет война? И вообще, при чем тут я? На меня тоже совершили нападение. Нужно воспользоваться ситуацией. Может, и на Галустяна напали те же негодяи, которые напали на мои автомобили? Такого разве быть не может? Скажи — не может? — последнюю фразу Рашковский почти прокричал.
— Может, — согласился Кудлин, — очень может быть, что на Галустяна тоже нападут. И вполне вероятно, что он погибнет.
— Завтра, — сказал Рашковский, — до моего отъезда. Ты меня понимаешь? Завтра, до моего отъезда.
— Нет, — возразил Кудлин, — не нужно устраивать показательной казни. Это будет признаком слабости.
Он знал, какую фразу нужно сказать, чтобы убедить Рашковского. Тот взглянул на Кудлина, затем кивнул в знак согласия:
— Хорошо. Пусть будет после моего отъезда. Я думаю, что мы скоро узнаем о том, как потеряли близкого друга. Я правильно думаю?
— Ты всегда правильно думаешь, — улыбнулся Кудлин, — пойдем в дом. А то ты вон в одной рубашке, можешь простудиться. Где твой Акпер, почему он тебя в таком виде выпускает?
— Вон он, у ворот стоит, — кивнул Рашковский с улыбкой. — Ему все время чудится, что меня могут застрелить. Он даже тебя немного подозревает.
— Ну и правильно делает, — сказал Кудлин, вглядываясь в темноту. В отличие от Рашковского он не увидел там никакой тени.
Она почти не спала в эту ночь, собирая вещи. Перемены были столь стремительными и быстрыми, что она все еще не верила до конца в одержанную победу. Первую часть задачи она выполнила, сумела устроиться на работу. Лишь приехав домой поздно ночью, она призналась себе, что волновалась так, словно действительно проходила серьезное испытание для настоящей работы. К ее изумлению, в квартире она не нашла Циннера. Давал ей возможность спокойно отдохнуть. Но уже в семь часов утра ее разбудил требовательный звонок в дверь. Циннер стоял на пороге в спортивном костюме и домашних тапочках. Она открыла ему дверь, успев накинуть на себя легкий халат, и, когда он вошел, недовольно передернула плечами.
— Лучше бы вы зашли ко мне вчера вечером, — в сердцах сказала сонная Марина. — Я все равно почти не спала всю ночь. Только заснула, и вот вы явились.
— Можете принять душ, а я вас подожду, — великодушно согласился Циннер, проходя на кухню. Очевидно, он решил сделать себе кофе. В отличие от нее он чувствовал себя спокойно и уверенно.